Форум

Церковь принято критиковать, и это нормально – она есть один из общественных институтов, влияющий на жизнь страны в целом. Но с каких позиций звучит эта критика? Говоря о реформе полиции или средней школы, мы исходим из того, что полиция и школа нам всем совершенно необходимы; обсуждая новейшую театральную постановку, признаем, что она интересна только театралам, но при этом и театр имеет право на жизнь по своим законам. Мы не критикуем лишь то, что считаем безусловным злом, например, терроризм. Мы хотим его уничтожить, а не исправить.

А как говорят о Церкви – более конкретно, о Московской Патриархии? Ее редко критикуют, гораздо чаще – обличают. Одни считают ее атавизмом и ведут решительную борьбу с любым ее появлением на публике просто уже потому, что религия – это зло. Другие сравнивают повседневную деятельность Церкви как организации с евангельскими призывами, обращенными к личностям: ну вот написано же, что надо раздать всё нищим, а они не раздают. Третьи сравнивают реальность со своими пожеланиями, как правило, смутными и противоречивыми: хорошо бы Церковь всех поддерживала, но ни во что не вмешивалась; хорошо бы обличала сильных мира сего, но никого не учила жить и т.д.

А главное, не всегда понятно, с каких позиций произносятся эти обличения. Принадлежит ли сам критик к этой самой Церкви, и если да, то чувствует ли свою долю ответственности за всё, происходящее в ней – или ждет, что идеальное положение дел возникнет сразу и без его усилий, по патриаршьему велению, по нашему хотению? Да нужна ли вообще кому-то эта Московская Патриархия, или лучше всем разойтись по домам, ведь религия – частное дело каждого?

Анатолий Черняев утверждает в «НГ-Религии»: Патриарх Кирилл «вполне уместен в роли духовного лидера современной России», как анастезия при операции. Операция заключается в замене идеалов «любви и бескорыстия, совестливости и искренности, солидарности и справедливости» на «противоположные принципы». А в чем же состоит анестезия, или, как ее называет Черняев, «патриархальная идеология» Кирилла? В том, что он стремится к сотрудничеству с государством, обращается прежде всего к светским властям и к элите. А следовательно, «Церковь «во взаимодействии» с государством берется руководить поведением людей, выступая в роли рупора их совести… Не требуя от богатых отказа от расточительного образа жизни, Патриарх Кирилл призывает к умеренности в стремлениях всех остальных, произнося им проповеди о «бездуховности» общества потребления». Отдельно Черняев отмечает, что цитаты он дает по большей части не из Библии и отцов Церкви, а из документов, разработанные в Патриархии под руководством самого Патриарха Кирилла.

В критике Черняева, на мой взгляд, парадоксальным образом сочетаются коммунистическое представление о Церкви как дурмане для трудящихся и одновременно – диссидентское (или даже манихейское) отношение к власти как к безусловному злу, любое сотрудничество с которым есть нравственное падение. Я не буду сейчас заниматься подсчетом библейских ссылок в речах Патриарха хотя бы уже просто потому, что такими ссылками при желании можно расцветить всё, что угодно. Вместо этого я хотел бы рассказать, что хорошего вижу в общественно-политической позиции Патриарха Кирилла я сам как частное лицо, мирянин этой Церкви.

Но сначала надо договориться, о каком именно обществе и о какой Церкви пойдет речь: о России начала XXI века, а вовсе не о насельниках горы Афон, не о первых христианах и вообще не об идеальных условиях, в которых применимы идеальные рецепты. Дано: страна с тоталитарным прошлым и довольно мутным настоящим, с крепкой вертикалью власти и мощными «бизнес-структурами», но без заметного гражданского общества. Церковь в основном состоит из вчерашних неофитов, управляется консервативными епископами, которые имеют на местах почти неограниченную власть. Требуется: оставаясь в Церкви и не развалив ее, привести всё это в более пристойное положение.

Можно, конечно, до бесконечности рассуждать о духовности и соборности, цитируя через слово Библию и отцов – но что это изменит на практике? Лет двадцать назад многие реформаторы полагали, что стоит объявить о начале рынка и демократии и ввести соответствующие институты, как всё это само по себе заработает, как швейцарские часы. Не вышло. Можно пойти и другим путем, стать своего рода идеологическим отделом при партии власти (и есть те, кто об этом и вправду мечтают), но Патриарху эта идея решительно не нравится: «Нам не нужно больше никакой идеологии. У нашего народа есть сильная, ясная христианская система ценностей» – эти его слова Черняев цитирует, но, похоже, не принимает всерьез.

«Ценности» – не библейское и не святоотеческое слово, а современное, как, впрочем, и «идеология». Но оно понятно современникам, с его помощью можно описать именно то, к чему призывает Библия и что, по мнению Черняева, наше общество стремительно утрачивает: любовь, бескорыстие и далее по списку. Но просто повторять эти слова не имеет смысла – стоит показывать людям, что означают они на практике. Так, после летних пожаров прошлого года именно синодальный отдел по благотворительности стал, по сути, самым эффективным центром по сбору и распределению помощи погорельцам. К нему обращались верующие и неверующие, потому что знали: здесь их пожертвования не разворуют, а доставят по назначению.

Сбор помощи погорельцам, лето 2010 года

Это маленький пример, но он ясно показывает: Церковь может содействовать становлению у нас гражданского общества, может стать центром притяжения, не встроенным ни во властную вертикаль, ни в олигархические структуры. Но тогда она неизбежно будет с ними взаимодействовать, ведь и гражданское общество нужно не для созерцания собственной гражданственности, а для активного вмешательства в происходящее, для защиты интересов простых людей. И в наших условиях просто невозможно выполнить эту задачу, не выстроив отношений с властью и корпорациями. Да и не только в наших: христианство, начиная еще от апостола Павла, отказалось идти сектантским путем отчуждения от государства, пусть даже далеко не вегетарианского, как то Римская империя. Нередко в истории государство подчиняло себе Церковь; эта опасность существует и сегодня, но исходит она скорее от местного начальства, а вот Патриархия явно Кремлю подчиняться не собирается. Но и на Триумфальную площадь не выходит, а вступает в уважительный диалог со властью, как тот же апостол Павел.

Патриарх Кирилл и президент РФ Дмитрий Медведев

Патриарх Кирилл считает, что нам нужна организационно сильная Церковь, занимающая активную социальную позицию и в определенных областях сотрудничающая с государством, но не подотчетная ему. Я не утверждаю, что это идеальная модель и что у него вообще получится всё задуманное, но я уверен, что в наших нынешних условиях наличие такого центра притяжения гораздо полезнее для всего общества, чем его отсутствие. К тому же отказ от этой позиции грозил бы РПЦ распадом на десятки клубов по интересам. Внутри каждого клуба было бы хорошо и уютно... на первых порах. Потом бы выяснилось, что все наши проблемы остались при нас. Но вот единство было бы уже утрачено, равно как и способы взаимодействовать с властями и отстаивать перед ними свою правоту и независимость.

Разумеется, конкретные слова и поступки церковных иерархов могут и должны быть предметом дискуссии. Обстановка внутри Церкви тоже далека от идеальной, и любой конкретный и грамотный анализ ее проблем, думаю, сослужит церковному руководству и всем нам добрую службу. Но при этом за Патриархом, как и за любым другим человеком, стоит признать право на собственную позицию, стоит попытаться понять внутреннюю логику этой позиции и найти какое-то пространство для диалога, а не спешить всё объяснять смесью угодничества перед властью и излишнего самомнения.

Может быть, главное достижения двух лет патриаршества Кирилла – активизация и выход на новый качественный уровень диалога между Церковью и обществом, да и между различными силами внутри Церкви. Приведу только один пример: заработало Межсоборное присутствие, где епископы, священники, монахи и миряне совместно и публично обсуждают актуальные вопросы церковной жизни и вырабатывают рекомендации для Поместных соборов. Мыслимо ли было такое всего несколько лет назад? Сам по себе диалог проблем не снимает, но без обсуждения их вряд ли удастся решить – а уж степень конструктивности этого диалога зависит от всех нас.